Долгожитель

В таких случаях принято добавлять "все персонажи вымышлены, любые совпадения имён и событий случайны".

Настоящим фронтовикам посвящаю.

***

Праздник Победы, 9-е мая, Виктор Петрович полюбил только в преклонном возрасте, когда его лицо изрезали морщины - резкие линии вниз от уголков рта, тонкие и прямые на лбу, когда поседели волосы, и появилась увесистая, дубовая трость.

В молодости, в послевоенные годы, это был не его праздник, а ребят чуть старше по паспорту и значительно старше по пережитому. В наглаженной форме с медалями за бои под Москвой и Сталинградом, на Курской дуге, в Будапеште, Берлине и Вене, с тёмно-красными или жёлтыми знаками за ранения, гуляли они по площадям и аллеям, смолили папиросами у бурлящих фонтанов – предвестников лета, резались в домино во дворах, озорно подмигивая женщинам. Выпив, фронтовики негромко вспоминали погибших товарищей, неохотно рассказывали любопытным про войну, которую Виктор Петрович не знал.

Нервавшегося на фронт 18-летнего Виктора призвали только к лету сорок пятого, когда всё главное в Европе уже отгремело. Была учебка. Затем долгая дорога через пыльную Монголию к Большому Хингану, навстречу Квантунской армии. Но и недели не провоевал молодой артиллерист, ни в один бой не попал, а подхватил ветрянку и с этой детской болезнью слёг в госпиталь. Выписка совпала с капитуляцией японцев.

Но хваток был Виктор Петрович. Умел жить, умел вертеться. И если в сорок пятом пробуксовал, то после войны летел по карьере как артиллерийский снаряд, и к сорока годам пусть не звонкие медали, но партбилет, грамоты и трудовая книжка расправляли плечи удачливому работнику профсоюзов. Хотя и медалей на груди прибавилось - юбилейных, ведомственных.

Шли годы, и те, кто был старше, стали уходить в мир иной, угасать, вступать в неравный бой с нажитыми за годы войны болячками. Виктор же Петрович на здоровье не жаловался. «Порода у нас крепкая – долгожители», - с гордостью говорил он, рассказывая о войне школьникам. «Юность меня закалила, трудности стальным сделали, твёрдым, как эта трость», - хвастался внукам, а затем и правнукам, потрясая тяжёлой палкой.

Говорить он умел - профсоюзная школа. На любой вопрос отвечал бойко. Поэтому в 2000-х, когда совсем мало осталось фронтовиков, живчика Виктора Петровича всё чаще стали приглашать на встречи с детьми, на праздничные построения, митинги и концерты. И так со временем, которое не щадило других, незадачливый артиллерист стал в своём городке известным ветераном. С жаром он рассказывал о кознях японских диверсантов, о хитростях снайперов, о камикадзе и самураях. «Враг был умён, безрассудно смел, но и мы не лыком шиты, - говаривал он. - Мы знали, как ключик к нему подобрать. И подобрали! Быстро управились».

Как снежный ком разрастались его воспоминания - от кого-то услышанные, где-то прочитанные, яркие и многословные. «Помню вечером в Харбине...». «Навёл орудие на самолёт...». «В тот день наша батарея дала жару...». И настолько он заучил эти истории, настолько отшлифовал каждый их поворот, что сам в них поверил. И вот уже в День Победы, говоря за семейным столом об одном из таких случаев, он на полуслове замолкал, глотал слезу, шмыгал большим, стариковским носом и опрокидывал в себя стопку водки, провожаемую укоризненным взглядом всё понимающей жены.

Лишь однажды случился казус: увлёкся Виктор Петрович и стал в кругу домашних вспоминать сослуживцев, их, но всё же больше свои, подвиги, забыв про сидевшего в уголке комнаты старшего брата. А брат его, тихий, лопоухий Иван, долго молчал, нервно подёргивая пуговицу на старом, сереньком пиджаке с такой же скромной, серо-голубенькой медалью «За отвагу», но не выдержал и громко процедил: «Заткнись, дрянь». Но этот инцидент Виктор Петрович быстро забыл.

Наконец, весной то ли 2011-го, то ли 2012 года пригласили Виктора Петровича в Китай. Пройтись, так скажем, по местам боевой славы. Он, конечно, поехал. Возложил цветы на одном мемориале, сказал речь на другом. И всё бы ничего, но на заключительном ужине кольнули его слова хозяев о том, что советские войска помогли китайцам добить японцев, с которыми они боролись почти 15 лет.

«Помогли? – возмутился старик. - Мы вам по-мог-ли? - прогрохотал он, как гаубица. - Да исключительно нашей храбростью выкована эта победа. Только нашей кровью разбиты японские милитаристы. Кровью таких, как я, советских солдат. Это вы нам помогали, а не наоборот!».

Китайцы вежливо промолчали, не стали меряться литрами пролитой крови, но Виктор Петрович до последних дней вспоминал эту обиду, звонил в газеты и на радио, рассказывал родным и раз за разом повторял жене: «Отстоял я там нашу честь».