Серёжа проснулся от того, что солнце
грело ладошку, которой он какое-то время прикрывался от света. Мальчик
протёр глаза, потянулся.
Он родился в конце весны, и это был его
пятый октябрь. Так сказала мама. Сам мальчик об этом, конечно, не думал. Он ещё
путался в месяцах, когда по просьбе деда перечислял их скороговоркой, и не
отделял один от другого. К тому же прошлые четыре октября он не помнил.
Дверь на балкон была открыта. Слышались
шум проезжающих машин, шелест штор, щебет. В комнате пахло мамиными оладьями и
сыростью от прошедшего ночью дождя. На диван запрыгнула кошка, легла рядом,
уютно затарахтела.
Первым делом Серёжа нашёл языком
шатающийся передний зуб, покачал его. «Вот-вот выпадет», - подумал радостно.
Затем достал из-под подушки стопку разрезанных перфокарт: с одной их стороны
были линии цифр - единицы к единицам, двойки к двойкам, с другой - нарисованные
отцом пираты.
Папа в командировке, в Москве. Мама сказала,
что он вернётся, когда закончится октябрь. Уехал отец прошлой ночью, Серёжу
будить не стали, а утром он нашёл на кухонном столе карточки с рисунками.
Мальчик повернулся на бок и стал рассматривать
картинки. Пираты были хороши. Папа срисовал их с иллюстраций в книжках про
Питера Пена и паренька Джима. Они были в треуголках с Весёлым Роджером, держали
в руках огромные пистолеты и сабли. Глаз одного флибустьера закрывала повязка,
у другого вместо кисти был крюк, третьему не хватало передних зубов (глядя на
него, Серёжа ещё раз проверил языком свой – на месте). Пираты ухмылялись или,
наоборот, смотрели строго, плотно сжав губы.
- Проснулся? - в комнату вошла мама,
села на край дивана, от неё пахло оладьями и цветами. - Умывайся, заправляй
диван, кушай и можешь пойти во двор. На улице тепло, прямо бабье лето, - она
улыбнулась и сощурила глаза - луч упал на её лицо, на золотистые волосы.
***
Ребёнок выбежал во двор и с радостью пнул
попавшую под ноги банку. Жестянка прогремела по асфальту и звякнула о бордюр.
Двор был огромен. В дальнем его конце
высилась мрачная электробудка с амбарным замком на коричневой двери и
нарисованным чёрным черепом в жёлтом треугольнике. Серёжа всегда обходил будку
стороной, но сейчас, увидев упреждающий знак, вспомнил о карточках с пиратами,
которые перед завтраком спрятал в карман.
Настоящих солдатиков у него не было.
Старший брат давно обменял привезённых дедом из ГДР разноцветных ковбоев и
индейцев на кассеты для приставки «Денди». Поэтому младшему оставалось резать
на квадраты отцовские черновики из желтоватой бумаги и рисовать на чистой
стороне только ему понятные эмблемы: косые линии - греки, прямые - персы, круги
- варвары, ромбы - римляне. И как он был счастлив теперь, держа в руках плотные
перфокарты с изумительными пиратами - один не похож на другого.
Двор был пуст, и, присев под акацией,
Серёжа, разложил карточки в палой листве. Игра началась. Горки ломких, шуршащих
листьев превратились в брустверы, ямки в земле - в окопы. Бумажные пираты
обрели голоса: они спорили, кричали, ссорились и мирились.
Серёжа увлечённо играл и не заметил, как
рядом остановились соседские мальчишки - они тихонько смеялись, глядя на ничего
не видящего вокруг паренька. Наконец, один из них - почерневший за лето, с
выцветшими, почти белыми волосами - поднял камень и кинул в Серёжу, угодив в
его вытянутую над сражающимися пиратами шею.
- Что там у тебя? Дай! – потребовал
блондин.
Серёжа, у которого при ударе из глаз
брызнули слёзы, сгрёб карточки, сжал их в ладонях (попавшиеся песчинки и
обрывки листвы неприятно кололи кожу) и вскочил.
- Дай сюда! - повторил загорелый. Серёжа
молча попятился, не сводя глаз с соседских парней. И тут кто-то сзади схватил
его за руки, заломил их. Ещё кто-то (Серёжа, как ни старался, не мог оглянуться
и увидеть обидчиков) вырвал из его рук карточки и отдал вожаку. Тот стал,
ухмыляясь, рассматривать рисунки (так, отчего-то вспомнил Серёжа, брат и его
друзья разглядывают наклейки с голыми женщинами).
- Верни! – закричал Серёжа.
Блондин взял одну карточку, поднёс её к
серёжиному лицу (капитан Крюк ехидно щерился) и порвал. Серёжа заплакал и стал
с удвоенной силой дёргаться, пытаясь вырваться или пнуть тех, кто его держал.
- Крепче-крепче, - скомандовал белёсый и
начал торопливо рвать и комкать карточки. Клочки падали на песок, и Серёжа
сквозь слёзы видел ряды цифр, обрывки рук, шпаг, камзолов.
- Я всё расскажу. Мама! - взвизгнул он,
наконец.
Те, кто был за спиной, загоготали и
больнее скрутили ему руки. Блондин, успевший порвать последнюю карточку, тоже
засмеялся и передразнил: «Маа-маа, мааа-мочка». Затем он несильно стукнул
Серёжу кулаком по лицу: «Не расскажешь» и приказал своей ватаге: «Бежим!».
Серёжу толкнули на землю. Он вскочил,
побежал за соседскими, но те были старше, и догнать их он не смог. Шмыгая
носом, мальчик вернулся под акацию, стал собирать клочки перфокарт, выискивать
их среди опавших листьев. Слёзы
на его лице смешались с пылью, превратившись в чёрные подтёки. Во рту было
солёно, язык угодил в дырку, и Серёжа увидел на земле крошечный зуб - сам не
заметил, как и когда тот выпал. Хохот соседских мальчишек стих, двор вновь
опустел.
***
Войдя в прихожую, Серёжа увидел маму:
она положила телефонную трубку и помутневшими глазами посмотрела на сына. В
этой комнате не было окон и было темно.
- Мама, - начал мальчик, но мать уже
отвернулась и пошла в зал. Там на убранном диване перед включенным телевизором
сидела бабушка. Кажется, недавно она всплеснула руками, и ладони так и остались
сомкнутыми у её груди: бабушка медленно раскачивала ими вперёд-назад, не сводя
глаз с телевизора. Кошка, подобрав под себя лапы, лежала на подлокотнике.
Балконная дверь была закрыта, в комнате душно.
- Он? - спросила бабушка.
- Нет, - ответила мама, и Серёжа увидел,
как у неё задрожал подбородок.
На чёрно-белом экране телевизора серый
дым клубился из почерневшего окна. Потом камера показала танк, солдата со
смешными усами, сомкнутые ряды в касках с серыми прямоугольниками щитов в
руках, оскал окон с тёмной дырой, а затем белое, некрасивое здание, по которому
расползались пятна сажи. Выстрел. Вздрогнувший фасад. И снова столб пыли и
вылетевшие из здания белые листы, так похожие на клочки у Серёжи в ладонях.
Мама, ничего не говоря, прижала сына к себе. Это был его первый октябрь. Прошлые четыре он не помнил.
Мама, ничего не говоря, прижала сына к себе. Это был его первый октябрь. Прошлые четыре он не помнил.
За фотографию спасибо Евгению Епанчинцеву.
Комментариев нет:
Отправить комментарий